Учиться — сколько угодно.
Учить — вряд ли.
Ряд выступлений на турнирных помостах — когда с успехом, когда не очень — закончился крахом. Фернан дошел до предела возможностей, а ожидаемых рекомендаций от Совета Гильдии баши-бузуков не воспоследовало.
Когда Вуча Эстевен, вернувшись из загадочных странствий, возобновила преподавание — Фернан вцепился в этот шанс, как тонущий матрос — в пустой бочонок. Буквально через год дама со шпагой назначила его вторым подмастерьем. Ей пришелся по нраву преданный и работящий юноша; как утверждают злые языки, Фернан нравился ей больше, чем ученики должны нравиться своим маэстро, и индивидуальные занятия порой затягивались до рассвета.
Природная ограниченность подмастерья — академичность без блеска — тоже вызвала у дамы со шпагой живейший интерес. Тогда еще никто не догадывался — почему.
Еще год — и Вуча посвятила его в тайну Лысого Гения.
Маэстро не сказала, каким образом ей открылась необычная сущность статуэтки. Заметила лишь, что нашла Лысого Гения в пустыне, в руинах Жженого Покляпца, где скиталась, подумывая о самоубийстве. И долго колебалась, прежде чем опробовать страшный рецепт на практике. Сомнения развеял некий кочевник — он увидел в песках одинокую женщину и решил снизойти до Вучи с высот своего верблюда.
Ожидая райского блаженства, кочевник в конце концов достиг цели — если, конечно, гнусные насильники попадают в рай. Опасно ранив его кинжалом, «черная вдова» поддерживала в неудачнике жизнь ровно сутки, после чего добила — тем же кинжалом, в то же место.
И убедилась, что Лысый Гений не лжет.
Что сделано, то оплачено.
Выслушав рассказ Вучи до конца, Фернан долго не мог принять его на веру. Все это напоминало историю о чудесах и диковинах, какую хорошо слушать от сказителя на бульваре Джудж-ан-Маджудж, хрустя фисташками. Да, «черная вдова» была быстра в защитах и стремительна в атаках. Да, это ее достоинство, что называется, «шло волнами», идя то на подъем, то на спад. Вуча объясняла это вниманием Лысого Гения — оно усиливалось сразу после очередной «оплаты» и остывало со временем. Но мало ли на свете людей, кто быстрее Фернана Бошени? Милость Вечного Странника непредсказуема, и он раздает дары не равной мерой.
А подъемы и спады — у всех бывают дни удач и разочарований.
Так устроен мир.
Не помогло даже свидетельство первого подмастерья, Абдуллы Шерфеддина — Абдуллу посвятили в тайну раньше Фернана, и он успел не раз проверить действие рецепта на себе.
Фернан дал клятву молчать и обещал подумать.
Покойный отец не ошибся насчет вола. Поле запахивалось без спешки, без озарений и поступков, совершаемых очертя голову, но участок за участком, шаг за шагом… Дело решил случай. Заезжий сорвиголова, будучи пьян, толкнул Фернана на улице и затеял ссору. Фернан, не выдержав, дал забияке оплеуху, тот попытался нырнуть под бьющую руку, но опоздал — и ладонь хлопнула его не по щеке, а в висок.
Друзья растащили драчунов, но сорвиголова настаивал на дуэли. Завтра, на этом самом месте! Драться он предложил без ограничений — но и без оружия, раз уж «бычок», как он назвал Фернана, первым прибег к рукоприкладству. На дуэль забияка явился еще пьянее, чем вчера, долго куражился, попытался неуклюжим нырком — видимо, любимый прием! — уйти противнику в ноги и сбить на землю…
Фернан поймал его за волосы и основанием ладони ударил в висок.
Он не знал, отчего ударил так точно и так сильно. Сработал навык? Вспомнились наставления отца, который завещал не пренебрегать никаким соперником, если хочешь жить? Лысый Гений толкнул под руку? Так или иначе, но свидетели подтвердили: Фернан действовал в рамках правил.
Фернана Бошени оправдали.
Очень быстрого с этой минуты Фернана Бошени.
Очень сильного Фернана Бошени.
Очень несчастного Фернана Бошени, когда через некоторое время новообретенные качества начали его покидать, оставляя дикое похмелье и сосущую пустоту, требующую, чтоб ее наполнили вновь.
Ты глупец, смеялся Абдулла. Сопляк и рохля. Сидеть у ручья, полного сладкой воды, и умирать от жажды? Смотри, как это делается. Достаточно затесаться в толпу и оцарапать спину метельщика Хакима кончиком ножа — а потом, в течение недели, в той же толпе, воткнуть нож Хакиму в почки и, не задерживаясь, пройти мимо.
Одним метельщиком на земле стало меньше.
Велика ли потеря?
Особенно учитывая покровительство Лысого Гения: портрет у мушерифата ни в малейшей степени не был похож на даму со шпагой, Абдуллу Шерфеддина или Фернана Бошени. А статуэтка… Ну кто, разыскивая маниака, начнет проверять физиономии статуэток, имеющихся у жителей славного города Бадандена?
Метод Абдуллы пришелся не по сердцу Фернану. «Дважды убивать» метельщиков и разносчиков халвы, а позднее, отказавшись от покушений на баданденцев — подстерегать несчастных бедняков, приехавших на заработки? В спину? Нет, это скверно… Томимый жаждой, поселившейся в его сердце, юноша стал выбирать жертвы, способные дать достойный отпор. Для второго, смертельного раза он провоцировал схватку — честную, один на один, и тем успокаивал мятущуюся совесть.
С каждым новым случаем совесть становилась покладистей.
Джеймс Ривердейл был у Фернана Бошени пятым.
— Ты похоронишь меня?
— Нет, — ответил Джеймс.
Пожалуй, вчерашний Джеймс дал бы клятву соорудить для погибшего врага склеп из здешних обломков, и потратил бы на это все оставшееся здоровье — но Джеймс сегодняшний был честен.