— Девочка, — словно бы не замечая, сказал Ивор. Пошел отполаскивать меч в воде, оттирать песком, пока Жалена, прижавшись к березке, переводила дыхание, попеременно терзаемая дурнотой и жгучим стыдом.
Ведьмарь легонько провел рукой по воде. Она ткнулась ему в ладонь, как живая. Признала, пошла рябью, чуть слышно всхлипнула-пожаловалась лизнувшей песок волной.
— Дай мне один день, — тихо сказал Ивор. Вода согласно вздрогнула и разгладилась.
Ведьмарь обернулся. Кметка стояла неподалеку, невидяще глядя в сторону леса.
— Людей надо бы позвать, — повысил он голос, поднимаясь. — Пусть захоронят как положено.
Помолчал и добавил:
— Не тронут водяницы. Да скажи: ночи не пройдет — узнаю, чьих рук дело.
— Хорошо, — безропотно согласилась она и быстро зашагала по тропе обратно в селение.
Кошка подбежала к ведьмарю и, виновато мяукнув, потерлась о его ноги.
— Бабье вы, бабье дурное… — беззлобно сказал Ивор, подхватывая ее на руки. — Одна на мавкин плач купилась, вторая в одиночку управиться решила… бестолочь…
Всем доподлинно известно: бортник кумится с Лешим, кузнец со Зничем, а мельник с Водяным. Как же иначе? Леший пчел в борти приводит, Знич огонь раздувает, Водяной колесо мельничное крутит без устали. Без эдаких помощников поди-ка собери медку, выкуй подкову да сдвинь каменные жернова! Волей-неволей приходится людям знаться и ладить с грозными покровителями своего ремесла, щедрыми подношениями благодарить за подмогу да опеку.
Любое озеро — как солнышко: отовсюду бегут-поспешают к нему ручьи-лучики, мутными бурунами скатываются с горок после дождя, тянутся хрустальными ниточками из любопытных глазков криниц. Один из таких лучиков и угодил в западню плотины, заметался в загодя отрытой ямине, ища отдушину. Отыскал — и натужно провернулось широкое колесо, хлопнуло по воде широкой лопастью, ожили, разогрелись друг о друга жернова и пошли молоть рожь да пшеницу, домовитым хозяйкам на радость.
Ведьмарь издалека углядел копошившегося у плотины человека, с приговором сыплющего вдоль мельничного колеса белые комочки из миски. При первых заморозках, когда вода у берега покроется тонкой корочкой льда, опытный мельник умасливает Водяного нутряным жиром, свиным или коровьим — «чтобы колеса не скрипели». Иначе смазки для колес не наберешься: Водяной за зиму слижет ее с буксов и осей, намертво заклинит хитроумное устройство, хоть ты перекладывай его по весне.
В прежние времена, говорят, в плотину живьем замуровывали сирот — чтобы умилостивить Водяного, чтобы не размыл, осерчав, плотину, не сорвал колесо — да паводком, насмехаясь, не забросил на крышу мельницы. Нынче же в залог Водяному оставляют курицу — а может, брешут мельники, что только курицу… Кто с духами знается, тому веры нету.
Через поле к плотине неспешно брели два коня — гнедой да белый с редким черным крапом. Гнедой гордо помахивал длинным черным хвостом, белый сиротливо поджимал голую репицу, без спросу обстриженную шкодливыми мальчишками на лески. Кони шли бок о бок, и Ивор не сразу углядел между ними маленькую девочку, беспечно сжимавшую в правом кулачке поводья обоих жеребцов. В левой руке девочка несла ветку калины, тронутую морозом: льдисто-прозрачными стали яркие ягоды в кистях, растеряв половину горечи. Могучие кони смирно трусили за малявкой, едва достигавшей их животов. Его тоже заметили.
— Ведьмарь идет! — вскрикнула-взвизгнула девчушка. Вздрогнул, обернулся мельник, любопытно выглянула из оконца светловолосая девушка, чернившая брови угольком. Выпустив поводья, девочка побежала навстречу пригнувшемуся ведьмарю и с радостным: «Ивор!» повисла у него на шее. Ведьмарь выпрямился, поудобнее перехватил девочку и пошел навстречу мельнику, торопливо спускавшемуся с плотины.
— Знатные нынче гости к нам пожаловали, как я погляжу! — подходя, добродушно заметил мельник. Вытер сальные руки о передник, протянул гостю правую ладонь.
— Нашел знать… — усмехнулся ведьмарь, спуская девочку на землю и отвечая на рукопожатие.
Рыжко и Сивко подумали-подумали, да и пошли себе в ворота конюшни, точно зная, что за время их прогулки в яслях появилось душистое клеверное сено.
— По чью головушку заявился, старый ворон? Ивор чуть крепче стиснул пальцы.
— По твою, Еловит…
— Врешь, не возьмешь! — уверенно сказал мельник, в свой черед выжимая руку.
Покряхтели и рассмеялись, расцепились, потряхивая занемевшими пальцами.
— Порыбачить, поди, надумал? Не поздновато ли спохватился?
— В самый раз. Вот только червей для наживки у тебя накопаю.
— Этого добра навалом. Что ж, заходи, гостем будешь. — Еловит гостеприимно показал на свою избу-мельницу, помаленьку пыхающую дымком сквозь закопченный душник в верхнем венце.
Чернобровая красавица распахнула дверь им навстречу, смущенно улыбнулась ведьмарю и попыталась было выскользнуть во двор, отгородившись гостем от мельника, да Еловит ловко цопнул ее за беличий ворот кожушка.
— Куда, негодница?!
— Ой, батюшка, пусти! — взмолилась девушка. — Я недалече, до Проськи и обратно!
— А кто отцу родному рукавицы на зиму связать собирался, да все откладывает?
— Свяжу, свяжу! — Она со смешком вывернулась из отцовской руки и яркой птахой порхнула на волю, только малиновая лента в косе мелькнула.
— А средняя где? — крикнул Еловит ей вслед.
— У Проськи! Мы ненадолго!
— Как же, ненадолго… — проворчал мельник. — Опять придется впотьмах хворостину выламывать, посиделки ихние разгонять. Беда с этими девками — корми их до поясной косы, а потом уйдут со двора и не оглянутся.