— Аквадор разделился, когда я надел Обруч?
Потрескавшиеся губы шевельнулись, и Ливия прохрипела:
— Да. Ты…
Он покачал головой.
— Только отвечай. В тот миг, когда я решился надеть Обруч, Аквадор изменился? Это как… как смертное древо в наших головах? Каждое разветвление — какой-то поступок. И когда происходит что-то важное, очень важный выбор для всего мира, путь даже этот выбор делает один-единственный человек, мир тоже разветвляется на…
Она сглотнула и прошептала:
— Отец называет это ветвями бытия.
— Да, ветви. Где-то там… Там остался другой Аквадор, в котором подмастерье не решился украсть Обруч Кузнеца. Но мы — на этой ветви, и здесь Духи сошлись в сражении, затем покинули Аквадор, появились Цеха, а теперь сюда пришла Погибель?
— Погибель, — повторила она. — И еще — война между Цехами. Механическая магия в союзе с теплой, но остальные… Мы не смогли объединиться против общего врага… Было ясно, что Аквадору конец.
— И твой отец решил изменить это? Решил, что я должен умереть? Он нашел меня, а я к тому времени так устал жить, что согласился? И этот выбор должен был изменить мир, создать новую ветвь бытия, на которой не было бы Погибели, или такую, где Цеха смогли бы справиться с ней?
Она прошептала:
— Каждый Цех, он… Алхимики сказали: тот Цех, что сможет убить тебя, и станет главенствовать на новой ветви. Если ты… убив тебя, Цех повернет мир в сторону от Погибели и создаст свою ветвь, где будет занимать верховное место. После этого мы… тебя привязали к столбу, разложили хворост, подожгли — но среди ясного неба появилась туча… Начался ураган, все почернело. Ливень. Огонь погас, веревки размочило. Тогда хотели отрубить голову. Но палач заболел янтарной чумой, а когда отец решился сам казнить, в тот же вечер напали дикари…
— И другие Цеха, прослышав, что происходит, прислали свои армии?
— Да. Тогда мы решили взлететь, отчаянная надежда… решили сбросить тебя со скайвы. Я… мы с тобой уже… Мы полюбили друг друга. Я не решилась. Когда мы были в облаках, я не смогла отдать приказ. Я умоляла тебя одуматься, приказала матросам держать тебя, запереть… но ты вырвался и прыгнул. Аха кивнул.
— Конечно. Но ты тут ни при чем. Любовь? Это не твоя любовь. Это мир, его рок принудил тебя, и потом, пока ты пыталась удержать меня, ветра пригнали тот дорингер, и когда я наконец прыгнул — он оказался внизу.
Ливия в ужасе прошептала:
— Нет, не рок! Я сама…
Он осклабился, чувствуя, что память почти очистилась, избавив его от большинства ненужных воспоминаний, оставив лишь самое необходимое.
— Чистый безгрешный мир? Люди, как овцы на лугу, и Духи-пастухи? Это длилось бы вечно, не появились бы ни эфиропланы, ни Цеха, магия так и осталась уделом Духов… Мир не мог развиваться, если бы все осталось так. Древо не смогло бы расти. Аквадор должен был в конце концов создать такого, как я, кто подарил бы ему грехи. Но за то, что я толкнул мир вперед, он же и проклял меня… или отблагодарил? Он хранил меня ради моих грехов.
— Это не рок, у меня был выбор, я сама… — шептала Ливия.
— Мир сделал так, чтобы мы встретились. У тебя не было выбора, Аквадор выбрал за тебя.
Содрогнувшись, женщина перевернулась на бок, сжалась и закрыла глаза. Ее губы шевелились, она что-то беззвучно говорила.
Аха выпрямился. Все последнее время он слышал шелест эфира в парусах летящего низко над лесом шершня, слышал поскрипывание железных черепах, движущихся между деревьями, а иногда ветер доносил крики тех, кто остался на скайве и снежне.
Голова больше не кружилась, в ногах еще была слабость, но зато боль покинула вывихнутое плечо. Его память очистилась, извергнув накопившуюся грязь. Он был полон сил. Он хотел жить.
Ладонь опустилась — и не нашла рукояти палаша. Аха покосился вниз, обнаружил, что потерял и ремень, и ножны. Тогда он побежал.
Поначалу ноги заплетались в траве и подгибались, но по мере того, как былая сила возвращалась в тело, движения его становились все увереннее.
Отталкиваясь от рыхлой земли, он мчался, делая длинные прыжки, похожий на сильного лесного зверя. Ноздри его раздувались. Аха бежал долго, пока не достиг болота. Голоса позади звучали все громче. Теперь и впереди раздался шум.
Он остановился возле могучего дерева, за которым начинались островки зеленой воды и кочки. Окинув взглядом ствол, вцепился в длинный сук и поднатужился. Сук сломался у основания, Аха упал на спину, тут же вскочил.
Он пошел через болото, к черной кривой коряге, что торчала из покрытого высохшей тиной островка земли. Позади среди деревьев мелькали фигуры. Разбрызгивая теплую болотную воду, Аха добрался до коряги, напоминающей иссохшую руку утопленника-великана, и встал спиной к ней. Жизнь переполняла его, мир потоками счастья вливался в тело через каждую пору на коже, через ноздри и глаза, через все его старые, зарубцевавшиеся раны. Вскинув руки, потрясая тяжелым суком, он закричал, призывая врагов.
Голоса звучали рядом. Матросы со скайвы в измазанной грязью одежде, вооруженные топорами, появились на краю болота. Между ними, хромая, шел долговязый капитан с саблей в руках. Позади отряда медленно ползло что-то серебристое.
Они остановились, услыхав шум сбоку. Аха поглядел туда. Высокий воин в бело-голубом плаще, наброшенном поверх доспеха, вышел к болоту. За ним показался второй, затем третий, четвертый — все несли на плечах двуручные мечи. Предводитель остановился, увидев матросов, что-то прокричал, и капитан выкрикнул в ответ проклятие. Позади него стоял уже большой отряд.