Фэнтези 2007 - Страница 101

101

И хотя ловля лесовика обещала продлить поход не меньше чем на день, никто не посмел возразить. Двое опытных солдат укрылись в засидке неподалёку от обнаруженной ловушки, остальные отошли на достаточное расстояние и приготовились к мокрой ночёвке, без костра и даже без лапника под расстеленной попоной, ибо малейший шум мог вспугнуть не только боровую дичь, но и владельца силков, которому сегодня из охотника предстояло стать дичью. Засаду можно было устроить и под утро, ясно ведь, что в ночи никто не станет проверять настороженную удавку, но Павий не хотел рисковать, опытный следопыт мог заподозрить неладное при виде сбитой росы или ещё каких, только ему ведомых примет. А упустить лесовика — значит поднять тревогу, чего старому вахмистру хотелось меньше всего.

Впрочем, браконьер оказался на редкость беспечен. Он выдал себя издали мурлыкающей песенкой, а солдат обнаружил, только когда они насели на него и принялись крутить локти. Тут уже никакое сопротивление помочь не могло, и как ни извивался парень, его споро связали заранее подготовленной верёвкой и доставили к графу.

Ван Гариц долго рассматривал пленника, презрительно кривя губы и временами чуть заметно морщась, словно человек, которому во время важной работы мешает докучная муха. Наконец спросил:

— Что скажешь, братец?

— Развяжите меня, — потребовал парень ломким голосом. Всё в его облике представляло смесь страха и мальчишеской дерзости, что и неудивительно, если принять во внимание сокрушительную молодость браконьера.

— Успеешь.

Граф опять надолго замолк, потом Спросил негромко:

— Ты хоть понимаешь, что тебя сейчас повесят? Вот на этой самой осине.

Браконьер не ответил, только глотнул судорожно, словно петля уже стянула его горло.

— Понимает, — догадливо произнёс ван Мурьен.

— Тогда советую говорить.

— Я не буду говорить связанным.

— Может быть, ты потребуешь, чтобы они все, — Гариц кивнул на солдат, — отошли подальше?

— Да.

— Люблю наглецов… можно подумать, это меня поймали в чужих угодьях на браконьерстве. Павий, развяжи молодого человека, и пусть все отойдут в сторону. Мне любопытно, как он станет разговаривать в этом случае.

Павий, чуть заметно усмехнувшись в усы, споро распутал хитрые узлы и отошёл, сматывая верёвку.

— Ну?.. — обратился ван Гариц к пленнику, но в этот момент тот прыгнул. Прыгнул из сидячего положения, не разминая ног, которые только что были скручены жёсткими путами. Немногие умеют совершать такие прыжки, и, казалось, парнишка сейчас скроется в лесу, но ван Гариц, только что сидевший на расстеленном конском потнике, точно так же, безо всякой подготовки, метнулся наперерез, перехватив беглеца. Солдаты, издали следившие за происходящим, обидно захохотали. Уж они-то знали, на что способен молодой граф, и заранее готовились к весёлому зрелищу. На мгновение два тела сплелись в клубок, затем граф поднялся на ноги, а неудачливый беглец остался лежать.

— Нехорошо… — протянул ван Гариц. — Вот она, мужицкая честность. Ему на грош свободы дай, вмиг убежит.

— Я не давал никакого слова, — хрипло произнёс браконьер.

— А я его и не требовал. Зато теперь ты знаешь, что убегать не следует. Так что давай разговаривать. — Ван Гариц уселся на прежнее место и принялся рассматривать сломанный ноготь.

— Чего нужно-то? — спросил пленник. Он тоже уселся в прежней позе, так что стороннему наблюдателю и поверить было трудно, что только что эти двое катались по земле, вцепившись друг в друга.

— Ты из Огнёва?

— Ну, — полуутверждающе произнёс сидящий.

— Так из Огнева или нет?

— Я же сказал, что из Огнева.

— На мои вопросы следует отвечать: «Да, ваша светлость» или «Нет, ваша светлость».

Пленник сверкнул взглядом, но ничего не сказал, а пепельные ресницы притушили горящий в глазах огонь.

— Собственно говоря, с тобой всё ясно. Взят с поличным в чужих угодьях, значит, должен быть тут же повешен. Всякий браконьер обязан быть готовым к такому незавидному исходу. Впрочем, думается, каждый из вас надеется, что уж он-то не попадётся и сохранит свою шею от петли. Так уж устроен человек, и с этим ничего не поделаешь. О том, что шея у него одна, догадывается каждый, но почему-то большинство осознаёт этот самоочевидный факт, когда узел уже затянут. Всё это скучно и должно интересовать только тебя. Меня интересует другое… Огнёво! Целая деревня браконьеров! Речь не идёт об охоте, тут каждый виновен сам по себе, каждого следует ловить и наказывать отдельно. Но вы безуказно жжёте лес и в этом виноваты все кругом! Неужто вы полагаете, что такое могло продолжаться вечно? Сейчас речь идёт уже не о том, чтобы выколотить недоимки, а чтобы искоренить вредный соблазн. Я не жесток, но закон должен исполняться. В Пашинской пуще мужики тоже жгут уголь, но они платят налоги и несут все остальные повинности. Боюсь, что уже через год в Огнёве станут жить пашинские переселенцы, а ваша судьба будет очень печальна. И всё потому, что они — работники, а вы — браконьеры.

— Это пашинцы работники?! — Голос пленника взвился возмущённым фальцетом. — Да они самые браконьеры и есть! Если бы у нас кто вздумал так уголь кабанить, так его старики самого бы в той яме пережгли!

— Что значит — кабанить? — с напускным равнодушием поинтересовался граф.

— А это, что они вытворяют. Мы дерево колем, в бурт укладываем плотно, полешко к полешку, заваливаем торфом ровненько, чтобы лишнее не сгорало и недожогу не было; берёзовый дёготь ссиживаем в корчаги, еловая смола самотопная, как слеза, слаще мёда. А пашинские всё кучей валят: и сучьё, и корьё. Целые стволы в кучи попадают. Потому и уголь у них скверный, с недожогом, а дров сгорает, что в пожаре. Кучи они глиной заваливают, за торфом ездить ленятся; оттого дёготь грязный, смола — негодная. Не работа, а только лесу перевод. Вот это и называется — кабанить уголь. Не будут здесь пашинские хозяйничать никогда! Нет нашего на то согласия!

101